Умывшись, я снова вошел в ратушу и направился в кабинет бургомистра. Там, на лавке, дрых Курт. Только я вошел, как он сразу вскочил.
– Где деньги? – спросил я.
Он встал и прошел к противоположной от входа двери, точнее – небольшой дверке. Открыв ее, он посторонился. Я зашел и огляделся. Комната была маленькая, но уютная. У стены широкая кровать, напротив шкаф. Посередине стол и четыре стула. Надо же, комната отдыха бургомистра. Знал бы, здесь бы спать улегся, а то пришлось на жесткой лавке. Хотя и выспался очень хорошо. Вся комната завалена мешками, баулами, сумками, пакетами. На некоторых еще оставалась земля. Ну, верно: банков здесь нет, так что денежки свои народ хранит в разных тайниках. Нет, сами по себе банки уже есть, но они в крупных городах, да и то в основном в Италии. Ну а мы обходимся без них. Главное, было бы что хранить, а уж где – это мы всегда найдем. Теперь у меня есть что хранить.
Я вышел из моего деньгохранилища.
– Много там? – спросил у Курта.
– Не знаю.
– Гюнтер еще не приехал?
– Нет. Мне бы доложили.
– Поставь перед кабинетом охрану. Как Гюнтер приедет, сразу ко мне. Через пару часов начнем суд в зале заседаний ратуши. Приведи туда наиболее уважаемых людей города, ну и кто желает, пусть приходят. Сколько поместятся. Организуй охрану.
Тут в дверь заглянул кнехт:
– Ваша милость, к вам отец Бенедикт.
Вот ведь не было печали… Только этого святоши и не хватало. Лео с ним часто контактировал, так что он его хорошо знал. Как бы он меня не раскусил. Ладно, буду ссылаться на контузию.
– Пусть войдет.
Вошел священник. Маленький, толстенький, в сутане и с тонзурой на макушке. И тут же подкатился к нам.
– Благословите, отец Бенедикт, – опустился я перед ним на одно колено.
Он перекрестил меня и сунул мне под нос свою руку. Я знаю, что целовать руку священнику не обязательно, тем более здесь, в Германии. Мы ведь не в Италии и не в Испании с ее сумасшедшим католическим рвением. Ну да ладно, пусть подавится. Я коснулся губами его руки. Тьфу, гадость какая… Так и хотелось сплюнуть, но пришлось терпеть. А священник уселся напротив и начал мне втирать о милосердии и всепрощении. Просил пожалеть жителей города и не устраивать массовых казней. Собственно, я и не собирался. Зачем мне убивать своих же людей? Хотя здесь это в порядке вещей и я, по идее, должен был вырезать полгорода. Ведь они убили моего отца, своего сюзерена. Даже если я вырежу весь город, мне никто ничего не скажет. Ну что ж, это даже хорошо, что этот попик ко мне заявился. Теперь всем скажу, что это отец Бенедикт уговорил меня не казнить полгорода. А то ведь не поняли бы. В конце концов он меня уговорил. Я обещал ему никого, кроме бургомистра, не казнить. Священник, довольный, вскочил и выкатился из кабинета. Помчался, наверное, успокаивать горожан.
– Курт, каналья, где ты?
В дверь просунулась голова Курта. Оглядев помещение, он вошел. Вот ведь зараза, сам смылся, а меня оставил на растерзание священнику. Хотя я был доволен. Теперь можно было не зверствовать. Я еще не знал, как мне отправить на виселицу бургомистра. Вчера, еще не отойдя от горячки боя, пальцы рубил я ему совершенно спокойно. Да и голову бы срубил. А вот сегодня… Смогу ли отправить его на казнь? А ведь надо. Если и этого пожалею, то конец мому авторитету. Мягких и жалостливых сейчас не уважают. Ладно, посмотрим.
– Курт, тащи сюда кузнеца.
Минут через пять привели мастера. Невысокий и довольно широкоплечий. Одет аккуратно. Стоит, опустив голову. Понимает, что надо бы грохнуться на колени и молить о пощаде, но сдерживается – гордость не позволяет. Молодец, не сломался.
– Ты отлил кулеврину?
– Я, ваша милость, – тяжело вздохнув, ответил он. Понимает, чем это ему грозит.
– Понимаешь, что я должен с тобой сделать?
Он кивнул и тяжело вздохнул. По идее, я должен его казнить. Ведь из отлитой им кулеврины убит мой отец.
– Я собирался тебя повесить вместе со всей твоей семьей, но, поговорив со своим капитаном Куртом и с отцом Бенедиктом, решил дать тебе шанс. – Он поднял голову и с надеждой посмотрел на меня. Я специально приплел Курта, чтобы за свое спасение кузнец был благодарен не только Богу, но и нормальному человеку. Священника я таким не считал. – Статус города я отменяю, так что все его жители вновь становятся моими сервами, и ты в том числе. Но если остальные, уплатив штраф за бунт и выкупившись, могут идти куда угодно, то ты будешь работать на меня всю оставшуюся жизнь. И ты и твои дети. Согласен?
– Да, ваша милость, да. – Он усердно закивал головой. Ну еще бы. Всю ночь, наверное, готовился к смерти, и вдруг – помилование.
– Жить можешь, как и прежде, у себя дома. Можешь и в замке, помещение для твоей семьи выделят. Твои мастерские за городом?
– Да, ваша милость, с северной стороны, у реки.
– Ну вот, как раз между городом и замком. Ладно, иди успокой семью и приходи сюда. Сейчас будет суд, а после суда съездим в твои мастерские. Иди.
Ну вот, один мастер у меня есть. Второй сидит в подвале. Член магистрата, старшина цеха оружейников. Раз казнить я его не собираюсь, то грех не использовать его на всю катушку. Хотя посмотрим, как с первым мастером дело пойдет, может, и одного хватит. Ладно, пора на суд. Кузнец умчался, но опять в дверь просунулась голова кнехта. Что еще? Опять какая-нибудь неприятность?
– Ваша милость, приехал Гюнтер Вальдер.
– Давай его сюда.
Вошел не старый еще мужик. Одет простенько, но чисто. Голова наполовину седая. А вот бородка аккуратно пострижена. Молодец, следит за собой, хоть и в опале.