Леонхард фон Линдендорф. Барон - Страница 72


К оглавлению

72

Как решил, так и сделал. Правда, на следующий день мой график слегка поломали. Еще с вечера Гюнтер жаловался, что представители купцов города Хагена отказываются платить пошлину у моста. Целый день он с ними ругался, и все без толку. Грозятся разными карами. Ну да, они же принадлежат архиепископу Кельнскому, а имея такую крышу, можно и повыеживаться. Сам город Хаген стоял на реке Волме, притоке Рура. Вернее, не реке, а речушке. Пройти по ней, да и то на небольших плоскодонках, можно было только весной и ранним летом, когда вода еще не спала. А в остальное время речку, как говорится, куры вброд переходили. Правда, от Хагена до самого Рура было не далеко, и они имели там небольшую пристань. А оттуда товар перевозили на телегах. Но это все их проблемы. Положено платить – пусть платят. Тем более не такие уж большие деньги. Так вот, утром, когда мы с Элдриком звенели мечами, прибежал слуга и с круглыми от испуга глазами доложил, что у ворот замка какие-то купцы требуют встречи с графом. Совсем охамели. Купцы – и вдруг требуют что-то от графа. Ну ни фига себе…

– Пойдем, Элдрик, посмотрим, кто там такой наглый.

Даже не переодеваясь, мы отправились к воротам. У ворот стояла кучка бородатых мужичков.

– Ну и кто тут чего требует?

– Я, старшина купеческого цеха, бургомистр города Хаген, требую…

– Заткнись, – прервал я его. – Элдрик, этого требовальщика повесить, остальных выпороть. И как следует, не жалея плетей. Чтоб знали в следующий раз, от кого можно что-то требовать, а от кого нет. Выполняй.

Развернулся и ушел. Да, архиепископ и так-то меня не очень жаловал, а теперь вообще возненавидит. Эти деятели сейчас к нему помчатся жаловаться, пока поротые задницы саднят. Вот умею я врагов наживать… И главное, на ровном месте. А, и черт с ним. И я пошел на площадку. Все, теперь никаких отклонений от распорядка. До обеда занимаюсь физподготовкой, и чтобы никто меня не смел дергать. Если только война начнется. А все остальное – подождет.

Глава 8

Прошли осень и зима. Ничего особо важного для графства не случилось. Да и у меня ничего нового и важного не было. Это, конечно, не значит, что я все это время провалялся в постели. Дел было полно. Постоянно возникали какие-то вопросы, которые надо было решать. Но все вопросы решались. Войсками постоянно занимался Курт. И у него это неплохо получалось. Гонял он всех так, что даже мне жалко солдатиков становилось. Правда, это мне не мешало иногда огреть палкой какого-нибудь бестолкового увальня. В основном я занимался артиллеристами. Не всегда, а время от времени. Вот там как раз увальней хватало. И это была необходимость. Но и сообразительных и толковых ребят там тоже хватало. И надо было из сильных увальней сделать сообразительных, а из сообразительных и толковых – сильных. И палка тут здорово помогала.

Теперь у нас опять было два полнокровных полка. Даже с дополнительной артиллерией. Это если считать мои четыре резервные батареи. И группа снайперов у меня была. Вернее, две группы, по пять человек в каждой. И все вооружены настоящими штуцерами. Нет, в каждой роте были свои снайперы, но мои – это мои. Это были вообще уникумы. В минуту они могли делать почти по три выстрела. То есть в две минуты – пять выстрелов наверняка. И всегда били без промаха. На восемьсот метров. Вот так. И это из дульнозарядного ружья, пусть и нарезного. Мушкетеры тоже все как на подбор. Сейчас новичков от опытных солдат не отличить. На всех ладная, однообразная форма. Черные шлемы, кирасы с наплечниками. На руки я им ничего одевать не стал. Ни наручей, ни перчаток. Только мешать все это железо будет при заряжании. И еще одно новшество я ввел. Теперь у командира полка была своя резервная батарея, которую он мог использовать на наиболее опасном участке. И еще. В обозе возили рулоны из промасленной плотной ткани, не пропускающей воду. Это я, мотаясь каждое утро в любую погоду в лагерь на стрельбище, вдруг заметил, что в сильный дождь стрелять практически невозможно. Нет, на пушки-то дождь не влиял. Из них можно стрелять в любую погоду. Пропитанный порохом фитиль дождь не потушит, а порох в стволе пушки дождю не доступен. А вот из мушкетов и пистолетов стрелять в дождь, особенно сильный, проблематично. И при заряжании порох может намокнуть, и на затравочной полке он подмокал, несмотря на то что был прикрыт крышкой, и кремень намокал и не давал искры.

Пришлось как-то выходить из положения. Я не помнил, как в этом случае поступали там, в будущем, но сам сделал просто. Приказал каждому взводу иметь рулон непромокаемой материи для тента. Во время боя его надо было растянуть над тремя взводными шеренгами – и стреляй сколько хочешь. Запасных кремней у мушкетеров всегда был полный подсумок. Потроны тоже защищены толстой кожей подсумка. Часто проводили учения именно в дождь, благо на дворе стояла дождливая немецкая зима, и результаты были прекрасные. Осечки, конечно, случались, но редко, очень редко. Еще у меня появилось две сотни настоящих кирасир. Кирасы у них были с наплечниками и набедренниками. А главное – у каждого было по два прекрасных длинноствольных пистолета. Кони тоже были отличной мощной породы. Коней я особо защищать не стал, только налобник и нагрудник. Спину и круп коня покрывала толстая простеганная попона, так что летящие навесом стрелы сильно ранить его не могли, а с небольшим ранением конь мог и дальше участвовать в бою, а потом эти раны можно было залечить. От пик пришлось полностью отказаться. Стрелять из пистолетов и таскать пику все-таки проблематично. С кирасирами часто возился Курт. Это было его любимое детище. Он их и тренировал. Я ему рассказал о кароколировании, и он просто загонял до упаду своих конников. Зато действовать они стали столь слаженно, что хоть парады с ними проводи.

72